Курсовая работа: "Буквализм" и "вольность" как основная переводческая оппозиция

Курсовая работа: "Буквализм" и "вольность" как основная переводческая оппозиция

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОУ ВПО «Тверской государственный университет»

Факультет иностранных языков и международной коммуникации

Кафедра теории языка и межкультурной коммуникации

Специальность «Перевод и переводоведение»

КУРСОВАЯ РАБОТА

«БУКВАЛИЗМ» И «ВОЛЬНОСТЬ» КАК ОСНОВНАЯ ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ

Тверь 2010

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Глава 1. ПЕРЕВОД: ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ОСНОВНЫЕ ВИДЫ И ТЕНДЕНЦИИ

1.1  История возникновения понятия «перевод»

1.2  Виды перевода

1.3  Смена тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи

Глава 2. ПРОЯВЛЕНИЕ ТЕНДЕНЦИЙ «БУКВАЛИЗМА» И «ВОЛЬНОСТИ» В ПЕРЕВОДЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

Практическая часть

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Данная работа посвящена смене тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи. В работе рассматриваются различные варианты перевода одного и того же текста с целью выявления этих тенденций в художественном переводе.

Цель работы – проследить смену тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи.

Задачи состоят в следующем:

·  рассмотреть понятия «буквальный перевод» и «вольный перевод»;

·  сравнить различные варианты перевода одного и того же текста оригинала;

·  выяснить, какая из тенденций преобладала в различные эпохи.

Теоретической базой послужили работы, посвящённые проблемам перевода: работы отечественных лингвистов (В.Н. Комиссаров, И.С. Алексеева, Л.С. Бархударов, А.Н. Паршин, А.В. Федоров, В.С. Виноградов, Л.А. Черняховская), зарубежных лингвистов (A. Lefevere, G. Toury, K. Reiss), а также представителей тверской герменевтической школы (Н.Л. Галеева, Е.В. Гарусова).

Практическим материалом послужил монолог Гамлета из трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет» и два его перевода на русский язык, выполненные М.П. Вронченко и П.А. Каншиным.

Цели и задачи работы определяют её структуру. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

В первой главе речь идёт о переводе, его возникновении, основных видах и тенденциях. Эта глава состоит из трёх параграфов, в каждом из которых довольно подробно рассматривается один из вышеперечисленных аспектов перевода.

В первом параграфе дано несколько определений понятия «перевод» с точки зрения отечественных и зарубежных лингвистов и рассмотрен вопрос о том, как возникло понятие «перевод» и сама переводческая деятельность в целом.

Во втором параграфе рассмотрено несколько классификаций видов перевода. В результате был сделан вывод о том, что не все лингвисты в своих классификациях уделяли внимание двум противоположным полюсам: «буквализму» и «вольности», хотя именно они по сути дела определяют переводческую деятельность. Проанализировав эти тенденции, можно рассмотреть их в качестве критериев классификации переводов на различные виды и оценить проделанную работу переводчика.

В третьем параграфе рассматриваются тенденции «буквализма» и «вольности». Смена тенденций «буквализма» и «вольности» чётко прослеживалась на протяжении различных эпох. Если в античности переводчики больше тяготели к буквальному переводу, поскольку в первую очередь это касалось Библии, в переводе которой всё должно быть так, как написано в тексте оригинала, то позднее стала преобладать тенденция вольного перевода, т.к. она предоставляет переводчикам большую свободу действия и мысли. Следует отметить, что эти две тенденции во многом были продиктованы требованиями и потребностями того или иного времени, политической и социальной обстановкой, а также особенностями передающей и принимающей культур. В основном все эти факторы учитывались в зарубежной теории перевода, а в отечественной теории перевода они назывались экстралингвистическими и учитывались очень редко.

Однако в некоторых случаях именно экстралингвистические факторы позволяют объяснить изменения в текстах перевода по сравнению с текстом оригинала и наличие нескольких вариантов перевода культурозначимых художественных текстов.

Вторая глава посвящена проявлению тенденций «буквализма» и «вольности» в переводе художественного текста, а точнее в монологе Гамлета.

Для этого мы сравним оригинал и два перевода, выполненных М.П. Вронченко и П.А. Каншиным.

Глава 1. Перевод: возникновение, основные виды и тенденции

1. История возникновения понятия «перевод»

Важное место среди многочисленных сложных проблем теории перевода занимает «перевод» или «переводческая деятельность», т.е. изучение лингвистических аспектов межъязыковой речевой деятельности.

Существует множество определений «перевода», данных различными учёными, возможно потому, что перевод — это явление многообразное и многогранное. Л.С. Бархударов даёт следующее определение перевода: «Переводом называется процесс преобразования речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, то есть значения» [Бархударов 1975: 11].

По словам А.Н. Паршина, «перевод в любом случае представляет собой творческую мыслительную деятельность, выполнение которой требует от переводчика целого комплекса знаний, умений и навыков, способности делать правильный выбор, учитывая всю совокупность лингвистических и экстралингвистических факторов. Перевод — это средство, которое позволяет обеспечить возможность общения (коммуникации) между людьми, говорящими на разных языках» [Паршин 1995: эл. уч-к].

А.В. Федоров считает, что перевод означает умение «выразить верно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствами другого языка» [Федоров 1983: 10].

Л.А. Черняховская определяет перевод как «преобразование структуры речевого произведения, в результате которого, при сохранении неизменным плана содержания, меняется план выражения, один язык заменяется другим» [Черняховская 1976: 3]. Представляется, что структуралистическое определение «перевода» Л.А. Черняховской, которое сходно с определением Л.С. Бархударова, можно принять во внимание, но оно не раскрывает всю многосторонность понятия «перевод», как, например, определение А.Н. Паршина, в котором учитываются как лингвистические, так и экстралингвистические факторы.

Перевод — это своего рода искусство, а искусство переводчика — передать на другом языке благодаря своему пониманию, умению, знанию чужой действительности то, что увидел, почувствовал и изобразил писатель. Поэтому переводчик, по мнению С. Флорина, должен не механически переносить слова из одного языка на другой, а научиться видеть, думать и писать на правильном, сочном, звучном и образном языке перевода так, как думал и выражал свои мысли ее автор на языке оригинала [Флорин 1983: 113-168]. Невозможно не согласиться с этой точкой зрения, потому что, действительно, переводчик должен быть разносторонним человеком, способным объяснять различные стороны, явления и события жизни и давать им наиболее точную и полную характеристику; соблюдать при переводе не только переводческие нормы, но и «искусство» владения языком оригинала (source language) и языком перевода (target language) (Lefevere 1998). А для этого, прежде всего, надо должным образом проанализировать и понять текст оригинала (source text).

Перевод — одно из древнейших занятий человека. Различие языков побудило людей к этому нелегкому, но столь необходимому труду, который служил и служит целям общения и обмена духовными ценностями между народами [Виноградов 2001: 5]. Как только в истории человечества образовались группы людей, языки которых отличались друг от друга, появились и «билингвы», помогавшие общению между «разноязычными» коллективами. Перевод долгое время существовал только в устной форме, без письменной фиксации. Но с возникновением письменности к устным переводчикам — «толмачам» присоединились и переводчики письменные, переводившие различные тексты официального, религиозного и делового характера. С самого начала перевод выполнял важнейшую социальную функцию, делая возможным межъязыковое общение людей. Распространение письменных переводов открыло людям широкий доступ к культурным достижениям других народов, сделало возможным взаимодействие и взаимообогащение литератур и культур. Ведь знание иностранных языков позволяет читать в подлиннике книги на этих языках, хотя изучить даже один иностранный язык удается далеко не каждому [Паршин 1995: эл. уч-к].

Сами переводчики были первыми теоретиками перевода. Они, как правило, стремились обобщить свой собственный опыт, а иногда и опыт своих собратьев по профессии. Вполне очевидно, что с изложением своего «переводческого кредо», как эту деятельность определяет А. Н. Паршин, выступали наиболее выдающиеся переводчики всех времен. Во многих случаях их соображения не отвечали современным требованиям научности и доказательности и не складывались в последовательные теоретические концепции. Но все же целый ряд таких соображений и сегодня представляет несомненный интерес [Там же: эл. уч-к].

Поскольку перевод играл важную роль в жизни общества, он привлекал к себе внимание литературоведов, лингвистов, психологов и даже этнографов. На различных этапах развития человеческой мысли прослеживаются иногда совершенно противоположные взгляды на сущность перевода и его принципы. Некоторые переводчики пытались сформулировать что-то похожее на «нормативную теорию перевода», излагая ряд требований, которым должен был отвечать «хороший» перевод или же «хороший» переводчик. Французский переводчик Этьен Доле (1509-1546) считал, что переводчик должен соблюдать следующие пять основных принципов перевода:

·  Переводчик должен хорошо понимать смысл оригинала, однако переводчик может также объяснять то, что, по его мнению, будет непонятно читателям;

·  Переводчик должен прекрасно знать язык оригинала и язык перевода;

·  Переводчик должен избегать дословного перевода;

·  Переводчик должен избегать необычных форм;

·  Переводчик должен обладать красноречием, текст перевода должен быть естественным [Цитата по Гарусовой Е.В.].

В книге англичанина А. Тайтлера «Принципы перевода» [Tytler 1797: 15] основные требования к переводу были сформулированы следующим образом:

·  Перевод должен полностью передавать идеи оригинала.

·  Стиль и манера изложения перевода должны быть такими же, как в оригинале.

·  Перевод должен читаться так же легко, как и оригинальные произведения.

Т. Сэвори, английский исследователь, попытался свести воедино основные требования, которые предъявляют различные авторы к переводу, и получил интересный список, где рядом помещены довольно взаимоисключающие принципы:

1. Перевод должен передавать слова оригинала.

2. Перевод должен передавать мысли оригинала.

3. Перевод должен читаться как оригинал.

4. Перевод должен читаться как перевод.

5. Перевод должен отражать стиль оригинала.

6. Перевод должен отражать стиль переводчика.

7. Перевод должен читаться как произведение, современное оригиналу.

8. Перевод должен читаться как произведение, современное переводчику.

9. Перевод может допускать добавления и опущения.

10. Перевод не должен допускать добавлений и опущений.

11. Перевод стихов должен осуществляться в прозе.

12. Перевод стихов должен осуществляться в стихотворной форме [Цитата по Комиссарову В. Н.].

Все эти принципы, собранные воедино, дают нам возможность прийти к выводу о том, что процесс перевода может проходить иногда по совершенно противоположным направлениям. Всё зависит от цели переводчика, от его способности переводить текст и от его знания языка оригинала (source language) и языка перевода (target language). Скорее всего, единственно правильным методом является поиск «золотой середины», или «срединности», т.е. как писал Конфуций: «Во всякое время человек должен придерживаться золотой середины — это единственный путь избежать крайностей». В нашем случае этот человек является переводчиком.

В то время большинство переводчиков считали, что эти принципы играют незначительную роль в процессе перевода. Эти принципы вряд ли можно назвать строго научными, ведь основы научной теории перевода начали разрабатываться только к середине двадцатого века, когда переводческая проблематика привлекла внимание языковедов-лингвистов. До этого считалось, что перевод никак не может включаться в круг вопросов, изучаемых лингвистикой.

Многие языковеды не видели оснований включать переводческую деятельность в объект лингвистического исследования, коль скоро она не определяется лингвистическими факторами. В центре внимания языкознания в то время было изучение специфики языка, раскрытие его уникальной, неповторимой структуры, особенностей грамматического строя и словарного состава каждого отдельного языка, отличающих его от других языков. Все это составляло своеобразие языка, его национальный «дух» и предполагало принципиальную невозможность тождества двух текстов, написанных на разных языках. А поскольку считалось, что перевод должен исчерпывающим образом воспроизводить оригинал, т.е. согласно современным взглядам учёных оригинал и перевод должны были быть максимально эквивалентны с лингвистической точки зрении, то перевод оказывался принципиально невозможным по чисто лингвистическим причинам, не говоря уже о невозможности воспроизвести неповторимое своеобразие творческой манеры выдающегося поэта или писателя. Отношение языковедов к переводу в эту эпоху четко выразил В. Гумбольдт в письме к известному немецкому писателю и переводчику Августу Шлегелю: «Всякий перевод представляется мне безусловно попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счет вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счет своего подлинника» [Комиссаров 1990: 17]. Впоследствии зарубежные учёные назовут это ориентацией на культуру оригинала: source culture, и ориентацией на культуру перевода: target culture (Lefevere 1998).

Однако уже в середине двадцатого столетия языковеды пересмотрели свое отношение к этому вопросу и начали систематически изучать переводческую деятельность. В этот период на первый план начал выдвигаться перевод политических, коммерческих, научно-технических и прочих «деловых» материалов, где особенности индивидуально-авторского стиля, как правило, мало существенны и требуется максимальная эквивалентность оригинала и перевода. В связи с этим все более четко стали осознавать, что основные трудности перевода и весь характер переводческого процесса обусловливаются расхождениями в структурах и правилах функционирования языков, участвующих в этом процессе. Перевод должен был обеспечить передачу информации во всех деталях, вплоть до значений отдельных слов, быть полностью аутентичным/эквивалентным оригиналу. Все яснее становилась языковая первооснова переводческого процесса [Комиссаров 1990: 17-18].

Таким образом, можно сделать вывод, что в это время особенно важным стал вопрос об эквивалентности перевода и оригинала, которая в отечественном переводоведении рассматривалась в основном с лингвистической точки зрения.

В России многие ученые и писатели занимались проблемой буквального и вольного перевода, и перевода. Русская литература формировалась в большинстве случаев через перевод, через заимствование сюжетов, способов текстопостроения, иногда и целых жанров. Поэтому писатели часто начинали свою деятельность с перевода и пытались теоретически обосновать большую свободу переводчика. Эти точки зрения можно отнести к «дотеоретическому периоду», так как теория перевода как таковая в тот момент еще не сформировалась [Русские писатели…, 1960: 242]. Это такие писатели и поэты, как В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, А.А. Фет, Н.М. Карамзин, Г.Р.Державин, Д.И. Фонвизин.

А.С. Пушкин писал о недопустимости буквального перевода на примерах перевода стихов Мильтона на французский язык: «Нет сомнения, что, стараясь передать Мильтона слова в слово, Шатобриан не смог соблюсти в своем переводе верности смысла и выражения. Буквальный перевод никогда не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, по-своему передает смысл, имеет свои риторические фигуры, которые не могут быть переведены на другой язык буквально» [Пушкин 1937-1959: 144].

Можно сделать вывод, что сама проблема буквального и вольного перевода, рассматриваемая от античности до наших дней, до сих пор остается актуальной и интересной темой для исследований в зарубежном и отечественном переводоведении.

Однако стоит признать, что проблема перевода и переводческой деятельности в России до сих пор остаётся мало изученной. Из-за недостатка информации, касающейся этой темы, невозможно оценить вклад российских лингвистов в изучение этого направления, особенно это касается типологии перевода: «буквализм» / «вольность».

1.2 Виды перевода

Многоаспектность понятия «перевод» выражается не только во множестве определений, но и в существующих квалификаций перевода, данных с различных оснований. По мнению И. С. Алексеевой, «перевод как деятельность, заключающаяся в перевыражении текста, имеет несколько различных вариантов. Наиболее существенный водораздел пролегает между устными и письменными видами перевода» [Алексеева 2004:13]. Рассмотрим два основных типа перевода, которые в свою очередь делятся на подтипы. Более подробно в нашей работе рассматривается письменный перевод как основа для выделения и анализа «буквального» и «вольного» переводов.

Устный перевод:

·  Устный последовательный перевод (абзацно-фразовый перевод): односторонний/двусторонний;

·  Синхронный перевод, шепотной синхрон, «контрольный» синхрон;

·  Перевод с листа;

·  Коммунальный перевод.

Письменный перевод:

·  Машинный (компьютерный) перевод;

·  Перевод + адаптация (приспособление текста к уровню компетентности реципиента; как правило, это упрощение текста);

·  Перевод + стилистическая/литературная обработка (восстановление единства стиля и выравнивание логики содержания, поскольку это не в полной мере удалось автору оригинала);

·  Авторизованный перевод и соавторство (переводчик вносит собственные изменения, меняет сюжет и состав героев и др.);

·  Выборочный перевод (перевод только той информации, которую требует заказчик);

·  Резюмирующий перевод (создание резюме, краткой сводки о содержании текста).

Классификация И.С. Алексеевой интересна тем, что в ней чётко разделены между собой устный и письменный переводы и выделены их наиболее общие подвиды. В рамках нашего исследования особый интерес представляют некоторые типы письменного перевода, например, авторизованный перевод. В случае такого перевода за переводчиком признаётся авторство на переведённый им текст. Допускается различная степень «вольности», так как именно «творец» перевода имеет право на различные преобразования текста, собственные добавления и удаления фрагментов исходного текста. И.С. Алексеева считает, что в России в советские годы часто применялась авторизация с целью убрать «вредные» идеи и внести в культуру людей «полезные» коммунистические взгляды.

В советское время также было распространено такое явление как псевдоперевод, то есть автор – переводчик подписывает собственное произведение как перевод, боясь преследования цензуры за свои идеи. Если цензор усматривал в таком стихотворении «псевдоперевода» идеи, противоречащие общей идеологии государства, это легко списывалось на то, что автор оригинала, живущий в капиталистической стране, так написал (Toury 1985).

Л.С. Бархударов даёт довольно общую характеристику типов перевода и затем конкретизирует его виды, выделяя их в зависимости от того, в какой форме речи употребляются ИЯ (исходный язык) и ПЯ (переводящий язык):

·  Письменно-письменный перевод (письменный перевод письменного текста);

·  Устно-устный перевод (устный перевод устного текста): последовательный/синхронный;

·  Письменно-устный перевод (устный перевод письменного текста);

·  Устно-письменный перевод (письменный перевод устного текста).

В.Н. Комиссаров выделяет две основные классификации видов перевода:

по характеру переводимых текстов и по характеру речевых действий переводчика в процессе перевода. Первая классификация связана с жанрово-стилистическими особенностями оригинала, вторая – с психолингвистическими особенностями речевых действий в письменной и устной форме.

Жанрово-стилистическая классификация:

·  художественный (литературный) перевод;

·  информативный (специальный) перевод.

Психолингвистическая классификация:

·  письменный перевод;

·  устный перевод – синхронный/последовательный переводы [Комиссаров 1990: 26].

Представляется, что в классификации В. Н. Комиссарова не хватает деления типов перевода на подвиды, отсутствует чёткость и основания или критерии для отнесения того или иного перевода к какой-либо из групп, из-за чего могут возникать много спорных вопросов. Но с другой стороны, если рассматривать жанрово-стилистическую классификацию, можно отметить, что художественный перевод будет обладать большей «вольностью» и вариативностью, чем информативный перевод, основной целью которого является чёткое описание и который основывается на «буквализме», так как в техническом переводе и переводе других специальных текстов в основном требуется максимальная точность.

Зарубежные лингвисты также уделяли много внимания классификациям перевода. Жорж Мунэн достаточно глубоко изучил проблемы перевода. Он выделил несколько групп переводов, с помощью которых текст можно подразделить на различные виды. Однако типов текста слишком много, поэтому достаточно трудно бывает отнести конкретный текст к какой-либо группе, так как основания для выделения этой группы представляются нам не очень чёткими. Ж. Мунэн выделил следующие группы переводов:

·  Первая группа – религиозные переводы – выделяется по признаку содержания;

·  вторая группа – художественный перевод – по языку;

·  третья группа – перевод стихов – по признаку формы;

·  четвертая группа – перевод детской литературы – по ориентации на получателя (по A. Лефевру “target audience”);

·  пятая группа – переводы сценических произведений – по способу использования текстов;

·  шестая группа – перевод и кино (перевод фильмов) – выделяется с точки зрения специфических технических условий;

·  седьмая группа – технический перевод – вновь по признаку содержания [Цитата по Райс].

Ж. Мунэн не акцентирует внимание на оппозиции «буквальный» – «вольный» переводы, потому что если судить по его разнородной классификации, такое разделение не является основополагающим в переводе как в процессе создания нового текста, хотя, возможно, оно помогло бы несколько упорядочить данную классификацию.

Таким образом, можно сделать вывод, что не все лингвисты в своих классификациях уделяли внимание двум противоположным полюсам: «буквализму» и «вольности», хотя именно они по сути дела определяют переводческую деятельность. Проанализировав эти тенденции, можно рассмотреть их в качестве критериев классификации переводов на различные виды и оценить проделанную работу переводчика. По моему мнению, классификация И.С. Алексеевой является более обоснованной и отражает реальное положение вещей при переводе. Более того, согласно этой классификации можно тщательно изучить виды «вольного» перевода, что является темой нашего исследования и, в целом, она будет полезна при анализе и сравнении различных вариантов перевода одного и того же оригинала.

1.3 Смена тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи

Хотя «перевод» является многоаспектным явлением, в целом, в теории перевода выделяются две основные тенденции: «буквализм» и «вольность», которые, если рассматривать их исторически, сменяли друг друга.

Сначала обратимся к наиболее общим определениям перевода, данных в словаре Т.Ф. Ефремовой: «буквализм – формальное следование чему-либо, строгое соблюдение внешней стороны чего-либо в ущерб существу дела; вольность – отступление от принятых правил, от норм в чем-либо» [Ефремова 2000: 102, 168]. Разумеется, исходя из этих определений, нельзя получить ясное и чёткое представление об этих двух важных явлениях в теории перевода, однако, общий смысл понятен. Ключевые слова, важные для нас с точки зрения перевода: «буквализм» – «строгое соблюдение», «вольность» – «отступление» в нашем случае от текста оригинала.

В 1950-х годах в зарубежной теории перевода появилась концепция, в которой чётко прослеживаются тенденции «буквализма» и «вольности» и которая напрямую соотносится с этими понятиями. После появления этой концепции началось бурное развитие зарубежной теории перевода, в особенности исследований эквивалентности перевода и оригинала. Ю. Найда различал два вида эквивалентности: формальную и динамическую. Основная идея в теории Ю. Найды – переход к функциональному определению значения слов (в отличие от общепринятого в то время утверждения о том, что слово имеет фиксированное значение). Слово приобретает значение только в контексте и может вызвать разные реакции у читателей в зависимости от того, к какой культуре они принадлежат, что вполне соответствует структуралистским идеям, под чьим влиянием всегда находился Ю. Найда. Ю. Найда заменил традиционные понятия «буквальный/вольный» перевод на понятия «формальная эквивалентность» и «функциональная эквивалентность». «Формальная эквивалентность» ориентирована на структуру языка оригинала (source culture), которая определяет точность перевода. При этом сообщение на языке перевода должно как можно точнее соответствовать различным элементам сообщения на языке оригинала (т.е. можно сказать, что при этом перевод эквивалентен оригиналу настолько, насколько возможно). «Функциональная эквивалентность» предполагает возможность вариативности, поскольку для того, чтобы перевод в принимающей культуре выполнял ту же функцию, что и в культуре оригинала, часто необходима значительная перестройка и переработка текста, изменение многих его составляющих. Однако это вновь не предполагает какой-либо позиции переводчика, отличной от позиции автора исходного текста. Если делаются изменения по сравнению с исходным текстом, то они делаются для того, чтобы текст стал понятнее носителям принимающей культуры. В этом отношении переводчик, безусловно, ориентирован на принимающую культуру и на читателя принимающей культуры (target culture).

Далее, очевидно убедившись в недостижимости эквивалентности, Ю. Найда вводит понятие «динамической эквивалентности». Понятие «динамической эквивалентности», само по себе, будучи метафорой, позволяет уйти от однозначности в оценке меры совпадения перевода и оригинала. По сути, оно дает возможность оценить равенство коммуникативного эффекта перевода и оригинала. При этом следует иметь в виду, что в некоторых культурах такого равенства добиться невозможно по определению, в силу неготовности культур к освоению некоторых текстов [Гарусова 2007: 37-39].

В различные эпохи тенденции «буквализма» и «вольности» сменяли друг друга. Далее мы попытаемся проследить смену этих тенденций. Ещё в античном мире переводчики широко обсуждали вопрос о степени близости перевода к оригиналу. Церковь отстаивала буквальный перевод, потому что хотела исключить любую возможность двусмысленного или же не совсем правильного понимания текста. Таким образом, мы видим, что в ранних переводах Библии и в других произведениях, которые в то время считались священными или показательными, преобладало стремление буквального копирования оригинала. Это копирование приводило порой к неясности или даже полной непонятности этого перевода. Из-за сложившейся ситуации через некоторое время переводчики пытались теоретически обосновать право переводчика на большую свободу в отношении оригинала, на необходимость воспроизводить не букву, а смысл или даже общее впечатление от прочтённого текста [Паршин 1995: эл-к].

В XVI в. тенденция к вольному переводу переходит в свою крайность и выражается в том, что стало модно переводить светские тексты, «улучшая» их «в угоду просвещенной публике». При этом убирались или редактировались все отрывки оригинала, не устраивающие переводчика. Например, в переводах Шекспира на французский язык допускались изменения не только сюжета, композиции, но и имен и мест действия, которые становились французскими [Галеева 1997: 5]. Это крайняя степень ориентации на реципиента перевода (в терминологии Лефевра “target audience”).

Большинство русских литераторов XVIII в. были связаны с переводческой деятельностью. Как правило, с перевода начиналась их литературная деятельность, поскольку переводной текст зарубежного автора, который был широко известен, легче входил в принимающую культуру, чем собственное творение. Перевод в этом случае становился способом создания литературного имени.

 В начале XIX века шло бурное формирование жанров, стиля, языка художественной литературы. Перевод становится обогащением фонда образцов для подражания. Позднее он уже начинает служить для удовлетворения запросов российского читателя. В это время переводят классические произведения художественной литературы, например, У. Шекспира (Н.А. Полевой, А.И. Кронеберг, П.И. Вейнберг, Н.А. Холодковский, А.Л. Соколовский, Н.В. Гербель.), И. Гёте («Фауста» – М.П. Вронченко, Н.А. Холодковский), Ф. Шиллера (Н.В. Гербель), Г. Гейне. Зачастую переводчиками являлись профессионалы, а иногда и поэты или писатели, которые знали несколько европейских языков и имели частые заказы на перевод. Критериями качества являлись понимание языка и художественного замысла подлинника, соблюдение норм, сохранение национальной спецификации (реалий), передача собственного впечатления от подлинника.

Интересно отметить, что в XIX в. оригинал часто рассматривался лишь как отправная точка для работы, а перевод как способ совершенствования оригинала; переводчик старался создать произведение, превосходящее оригинал, отличающиеся от него. В этом случае перевод становился своего рода соперничеством между переводчиками: кто сможет перевести лучше, кто сможет превзойти автора оригинала, а также соревнованием с автором оригинала [Гарусова 2007: 72].

 Смена тенденций «буквализма» и «вольности» чётко прослеживалась на протяжении различных эпох. Если в античности переводчики больше тяготели к буквальному переводу, поскольку в первую очередь это касалось Библии, в переводе которой всё должно быть так, как написано в тексте оригинала (source text), то позднее стала преобладать тенденция вольного перевода, так как он предоставляет переводчикам большую свободу действия и мысли. Эти две тенденции во многом были продиктованы требованиями и потребностями того или иного времени, политической и социальной обстановкой, а также особенностями передающей и принимающей культур. Однако все эти факторы учитывались в основном в зарубежной теории перевода, а в отечественной теории перевода они назывались экстралингвистическими и учитывались довольно редко.

Также следует отметить, что в некоторых случаях именно экстралингвистические факторы позволяют объяснить изменения в текстах перевода по сравнению с текстом оригинала и наличие нескольких вариантов перевода культурозначимых художественных текстов.

Подводя итог, можно сделать вывод, что преобладание тенденции «буквализма» или «вольности» во многом были продиктованы требованиями и потребностями того или иного времени, политической и социальной обстановкой, а также особенностями передающей и принимающей культур.

Материал главы и сделанные по ней выводы можно обобщить в виде следующей таблицы:

Глава 2. Проявление тенденций «буквализма» и «вольности» в переводе художественного текста

В практической части нашей работы рассмотрим примеры буквального и вольного переводов одного и того же стихотворения и сравним их друг с другом и с оригиналом.

Проанализируем монолог Гамлета (Уильям Шекспир «Гамлет»):

W. Shakespeare. Hamlet’s soliloquy.

To be, or not to be, that is the question:

Whether 'tis nobler in the mind to suffer

The slings and arrows of outrageous fortune

Or to take arms against a sea of troubles

And by opposing, end them. To die, to sleep –

No more, and by a sleep to say we end

The heart-ache, and the thousand natural shocks

That flesh is heir to: 'tis a consummation

Devoutly to be wished. To die, to sleep –

To sleep! perchance to dream! ay, there's the rub,

For in that sleep of death what dreams may come,

When we have shuffled off this mortal coil,

Must give us pause – there's the respect

That makes calamity of so long life:

For who would bear the whips and scorns of time,

The oppressor's wrong, the proud man's contumely,

The pangs of disprized love, the law's delay,

The insolence of office, and the spurns

That patient merit of the unworthy takes,

When he himself might his quietus make

With a bare bodkin? Who would fardels bear,

To grunt and sweat under a weary life,

But that the dread of something after death,

The undiscovered country, from whose bourn

No traveller returns, puzzles the will,

And makes us rather bear those ills we have

Than fly to others that we know not of?

Thus conscience does make cowards of us all,

And thus the native hue of resolution

Is sickled o'er with the pale cast of thought,

And enterprises of great pitch and moment

With this regard their currents turn awry

And lose the name of action… Soft you now!

The fair Ophelia? Nymph, in thy orisons

Be all my sins remembered.

[Шекспир 1994: 650]

Буквальный перевод: Вольный перевод:

М.П. Вронченко П.А. Каншин

Быть иль не быть - таков вопрос; что лучше,

Что благородней для души: сносить ли

Удары стрел враждующей фортуны,

Или восстать противу моря бедствий

И их окончить. Умереть - уснуть -

Не боле, сном всегдашним прекратить

Все скорби сердца, тысячи мучений,

Наследье праха - вот конец, достойный

Желаний жарких. Умереть - уснуть.

Уснуть. Но сновиденья... Вот препона:

Какие будут в смертном сне мечты,

Когда мятежную мы свергнем бренность,

О том помыслить должно. Вот источник

Столь долгой жизни бедствий и печалей.

И кто б снес бич и поношенье света,

Обиды гордых, притесненье сильных,

Законов слабость, знатных своевольство,

Осмеянной любови муки, злое

Презренных душ презрение к заслугам,

Когда кинжала лишь один удар -

И он свободен. Кто в ярме ходил бы,

Стенал под игом жизни и томился,

Когда бы страх грядущего по смерти

Неведомой страны, из коей нет

Сюда возврата, - не тревожил воли,

Не заставлял скорей сносить зло жизни,

Чем убегать от ней к бедам безвестным.

Так робкими творит всегда нас совесть,

Так яркий в нас решимости румянец

Под тению пускает размышленья,

И замыслов отважные порывы,

От сей препоны уклоняя бег свой,

Имен деяний не стяжают. Ах,

Офелия. О нимфа, помяни

Грехи мои в своей молитве.

[Шекспир 1994: 653]

Жить иль не жить - вот в чем вопрос. Что честнее, что благороднее: сносить ли злобные удары обидчицы-судьбы или вооружиться против моря бед, восстать против них и тем покончить с ними... Умереть - уснуть - и только...Между тем, таким сном мы можем положить конец и болям сердца, и тысячам мучительных недугов, составляющих наследие нашей плоти, - такой конец, к которому невольно порывается душа... Умереть, уснуть. Быть может, видеть сны. - Вот в чем затруднение. Ибо какие же сны могут нам грезиться во время этого мертвого сна, когда мы уже сбросили с себя все земные тревоги? Тут есть перед чем остановиться, над чем задуматься. Из-за такого вопроса мы обрекаем себя на долгие-долгие годы земного существования... Кто, в самом деле, захотел бы переносить бичевания и презрение времени, гнет притеснителей, оскорбления гордецов, страдания отвергнутой любви, медленность в исполнении законов, наглость власти и все пинки, получаемые терпеливым достоинством от недостойных, когда

он сам мог бы избавиться от всего этого одним ударом короткого кинжала. Кто согласился бы добровольно нести такое бремя, стонать и обливаться потом под невыносимою тяжестью жизни, если бы боязнь чего-то после смерти, страх перед неизвестною страною, из которой не возвращался ни один путник, не смущали нашей воли, заставляя нас покорно переносить испытанные уже боли и в трепете останавливаться перед неведомым... Итак, совесть превращает всех нас в трусов. Так природный румянец решимости сменяется бледным отливом размышления; так размышление останавливает на полпути исполнение смелых и могучих начинаний, и они теряют название "действия"... Но тише. Вот хорошенькая Офелия. О нимфа, в своих святых молитвах помяни и меня, и все мои грехи.

[Шекспир 1994: 661]

Приведённые переводы стихотворений имеют ряд значительных отличий. Это касается не только композиционного состава, но и лексической подборки. М. Вронченко постарался в точности скопировать форму монолога. Его перевод, в отличие от перевода П. Каншина, имеет такое же количество строк, как и оригинальный текст (35 строк). П. Каншин кардинально поменял произведение, изменив его форму на прозу.

Язык перевода М.П. Вронченко максимально приближен по стилю к эпохе оригинала. Это достигается за счёт использования устаревших слов: «противу, препона, бич, поношенье, ярмо, стенать, деяние, стяжать». В тексте эти и последующие слова выделены курсивом. Данные слова имеют в словаре Д.Н. Ушакова пометку «устаревшие». Также в переводе М.П. Вронченко можно увидеть много сокращенных слов, то есть такие формы, которые в современном языке не употребляются или употребляются крайне редко. Например: «таков, боле, сновиденья, должно, столь, б, любови, коей, тению, сей». Если анализировать перевод П.А. Каншина с лексической точки зрения, то можно увидеть, что он более современный, так как здесь практически не используются устаревшие слова. Также П.А. Каншин использует в своём переводе слова разговорного стиля, например «пинки», а также двойные слова «долгие-долгие годы».

Начало монолога «To be or not to be» переводится как «Быть или не быть» у М. Вронченко и «Жить или не жить» у П. Каншина. Все последующие изменения выделены в текстах оригинала и переводов подчёркиванием. Скорее всего, П. Каншин выбрал такой перевод просто потому, что ему хотелось выделиться из «толпы» многочисленных переводчиков монолога, показав свою изобретательность с помощью такого интересного варианта перевода. Ведь в действительности Гамлет в оригинале не рассуждал о жизни и смерти, он просто рассуждал и пытался найти подсказку, что делать дальше, действовать или не действовать. Фраза «The slings and arrows of outrageous fortune» переводится буквально как «удары и стрелы жестокой фортуны». М. Вронченко перевёл это так: «удары стрел враждующей фортуны», в то время как у П. Каншина это «злобные удары обидчицы-судьбы». Во втором переводе эпитеты усиливают стилистический эффект, чего нет у Шекспира. То есть опять второй автор перевёл всё по-своему. 4-я строка монолога Гамлета следующая: «Or to take arms against a sea of troubles», то есть Гамлет колеблется в выборе, одной из альтернатив является восстание против бесчисленных бед. М.П. Вронченко так и пишет: «Или восстать противу моря бедствий», в то время как П.А. Каншин ещё не определился со словом, не знает, что лучше: «вооружиться против моря бед» или «восстать», поэтому в своём переводе он употребляет оба сказуемых, что создаёт некую перегруженность текста. Далее Гамлет противопоставляет два состояния: смерть и сон и в этом случае для него ближе сон, и он выбирает эту альтернативу: «To die, to sleep – To sleep!». Пример буквального перевода «Умереть – уснуть. Уснуть». То есть М.П. Вронченко выполнил буквальный перевод, лишь несколько смягчив сильные эмоции, выраженные восклицательным знаком. Противопоставление и выбор, сделанный героем, сохраняются. Вольный перевод проще: «Умереть, уснуть». Простое перечисление действий не отражает трудный выбор Гамлета в оригинале, что делает этот перевод довольно вольным. В строке «When we have shuffled off this mortal coil» присутствуют слова, которые невозможно перевести без контекста метафоры: mortal – «мертвый», coil – «узел». Это предложение может быть переведено как «когда мы стряхнем этот смертельный узел». М. Вронченко даёт следующий эквивалент: «Когда мятежную мы свергнем бренность», у П. Каншина «когда мы уже сбросили с себя все земные тревоги». Первый перевод ближе к оригиналу, он в полной мере воссоздаёт метафору Шекспира. В конце монолога, когда Гамлет обращается к нимфе, с тем чтобы она в своих молитвах помянула его грехи, мы читаем такую заключительную строку:

«Nymph, in thy orisons

Be all my sins remembered».

У М.П. Вронченко почти что буквальный перевод:

«О нимфа, помяни

Грехи мои в своей молитве».

У П.А. Каншина: «О нимфа, в своих святых молитвах помяни и меня, и все мои грехи». Вольность перевода заключается в том, что молитвы получают определение «святые», а также Гамлет просит о том, что она помянула не только грехи его, а и его самого. Оба эти факта отсутствуют в оригинале текста, что в данном случае можно считать лишним и чересчур вольным.

Также можно отметить, что в переводе П.А. Каншина слишком много многоточий. Ведь насколько мы знаем, многоточие используется только тогда, когда что-то умышленно не высказывается до конца или только подразумевается. Однако, у У. Шекспира Гамлет последователен в своих мыслях, он открыт в своих рассуждениях, он всё высказывает до конца.

Можно также заметить, что П.А. Каншин как переводчик сосредоточил большое внимание на подборе лексики и на стремлении усилить эффект отдельных слов. В этом переводе можно заметить большое количество всевозможных дополнений, додумок — в этом выражается «вольность» перевода. Возможно, переводчик старается сделать свой перевод более понятным читателю (т.е. в терминологии Лефевра он больше ориентирован на принимающую культуру “target culture”). При этом следование букве оригинала для него не столь важно. В то же время перевод монолога М. Вронченко больше тяготеет к «буквализму». Переводчик старается приблизить свой перевод к эпохе У. Шекспира, используя характерную для этого устаревшую лексику (т.е., если следовать терминологии Лефевра, наблюдается ориентация на передающую культуру “source culture”, и перевод тяготеет к более точной передаче букве оригинала).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данном исследовании была сделана попытка проследить смену тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи. Для реализации этой цели в работе был решён ряд задач. В данной работе выявлена смена тенденций «буквализма» и «вольности» в различные эпохи (античность, ХVI в. – XIX в.).

В частности, в первой главе было выяснено, что в античном мире переводчики больше тяготели к буквальному переводу, поскольку в этот период большую роль играла Библия, в переводе которой должно быть всё чётко и понятно. В XVI в. тенденция к вольному переводу переходит в свою крайность и выражается в том, что стало модно переводить светские тексты, «улучшая» их «в угоду просвещенной публике». При этом убирались или редактировались все отрывки оригинала, не устраивающие переводчика. Большинство русских литераторов XVIII в. были связаны с переводческой деятельностью. Как правило, с перевода начиналась их литературная деятельность, поскольку переводной текст зарубежного автора, который был широко известен, легче входил в принимающую культуру, чем собственное творение. В начале XIX века шло бурное формирование жанров, стиля, языка художественной литературы. Перевод становится обогащением фонда образцов для подражания. Позднее он уже начинает служить для удовлетворения запросов российского читателя.

Материал теоретической главы и сделанные по ней выводы можно обобщить в виде следующей таблицы:

Вторая глава работы была посвящена проявлению тенденций «буквализма» и «вольности» в переводе художественного текста, а точнее в монологе Гамлета и двух переводах, выполненных М.П. Вронченко и П.А. Каншиным. В этой главе были рассмотрены примеры буквального и вольного переводов одного и того же стихотворения и проведено сравнение их друг с другом и с оригиналом.

М.П. Вронченко старался приблизить свой перевод к эпохе У. Шекспира, поэтому он использовал характерную для этого устаревшую лексику и в точности скопировал форму монолога (35 строк). Если следовать терминологии Лефевра – это ориентация на передающую культуру “source culture”, и как следствие, данный перевод тяготеет к более точной передаче букве оригинала, к «буквализму».

П.А. Каншин старался сделать свой перевод более понятным читателю. Как переводчик он сосредоточил большое внимание на подборе лексики и на стремлении усилить эффект отдельных слов. В его переводе можно заметить большое количество всевозможных дополнений, додумок – в этом выражается «вольность перевода» (в терминологии Лефевра перевод П.А. Каншина больше ориентирован на принимающую культуру “target culture”, при этом следование букве оригинала для него не столь важно).

В дальнейшем планируется рассмотреть противоположное направление перевода с русского языка на английский язык и сравнить переводы одного и того же оригинала на английский язык с его переводами на немецкий язык.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1.  Алексеева И.С. Введение в переводоведение. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: Издательский центр «Академия», 2004. – 352 с.

2.  Бархударов Л.С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). – М.: «Междунар. отношения», 1975. – 240 с.

3.  Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). – М.: РАО, 2001. – 224 с.

4.  Галеева Н.Л. Основы деятельностной теории перевода. – Тверь: ТвГУ, 1997. – 79 с.

5.  Гарусова Е.В. Интерпретативные позиции переводчика как причина вариативности перевода. Дис. канд. филол. наук. – Тверь: ТвГУ, 2007. – 173 с.

6.  Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. – М.: Дрофа, 2000. – 1233 с.

7.  Комиссаров В.Н. Общая теория перевода (Проблемы переводоведения в освещении зарубежных ученых). – М.: ЧеРо, 1999. – 134 с.

8.  Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты). – М: Высшая школа, 1990. – 250 с.

9.  Паршин А.Н. Теория и практика перевода. – М.: Высшая школа, 1995. – 167 с.

10.   Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 12 т. – М.: Художественная литература, 1937-1959. – Т. 6. – 354 с.

11.   Райс К. Классификация текстов и методы перевода // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике / Под общ. ред. В.Н. Комиссарова. – М., 1978. – С. 202-228

12.   Русские писатели о художественном переводе. – М.: Мысль, 1960. – 255 с.

13.   Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). – М.: Высшая школа, 1983. – 303 с.

14.   Флорин Сидер. Муки переводческие. – М.: Высшая школа, 1983. – 183 с.

15.   Черняховская Л. А. Перевод и смысловая структура. – М.: Междунар. отношения, 1976. – 264 с.

16.   Уильям Шекспир. «Гамлет» в русских переводах XIX – XX веков. – М.: Интербук, 1994. – 670 с.

17.   Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка. – М.: Альта-Принт, 2007. – 1248 с.

18.   Lefevere А. Translational practice and the circulation of cultural capital: Some aeneids in English // Constructing cultures. Essays on literary translation/ Ed. S. Bassnett. – London: The Cromwell Press, 1998. – P. 55-62.

19.   Toury G. Translation, literary translation and pseudotranslation. Comparative criticism, vol. 6 – Cambridge: Cambridge University Press, 1985. – P. 73-85.

20.   Tytler A.F. Essay on the principles of translation. – Edinburgh: Cadell, 1997. – 252 p.