Реферат: Олимпийские игры как проявление самопознания древних греков

Муниципальное образовательное учреждение

средняя общеобразовательная школа №36

Реферат по истории

Тема: Олимпийские игры как проявление самопознания древних греков

Крупновой Анастасии

11 класса а

Калининград 2005 г.

История Олимпийских игр

Они начались более двух тысяч лет назад в Греции.

Обычно в массовом сознании наших дней Олимпийские игры воспринимаются как сугубо спортивные соревнования высшего ранга и, главное внимание, обращается на спортивные результаты.

Античные Олимпиады имели иной смысл, другое содержание, их духовной основой были другие нравственные ценности.

Для меня стало интересным узнать, каковы были истинные причины создания древними греками Олимпийских игр.

Что побудило их к этому? За что боролись они во время спортивных состязаний? Также есть возможность понять психологию древних народов. А именно, насколько ценился физический мир человека, и, что под этим понималось.

Значение Олимпийских игр

Олимпийские игры не понимались древними эллинами как сугубо спортивные соревнования и только.

Это было, прежде всего, и с начала до конца величайшее религиозное празднество, которое в классический период греческой истории (V-IV вв. до н. э.) переросло в важнейшее религиозно-общественное событие общегреческого масштаба как воплощение принципа панэллинизма.

Во время Олимпийских игр раздробленная на сотни полисов, союзов, конфедераций, часто враждующих друг с другом, Греция как бы обретала свое национальное единство.

Непримиримые на политическом или военном поле битвы, враги мирно соревновались на поле стадиона в Олимпии, здесь провозглашалось священное перемирие, которое прерывало военные действия.

Спортивные соревнования во время Олимпийских игр

Спортивные соревнования во время Олимпийских игр древности не воспринимались как самодовлеющее явление, они рассматривались в широком общественном и религиозном контексте всего празднества. Спортивные состязания проводились не ради рекордов как таковых, которые сводились в таблицы, демонстрирующие их рост от одной Олимпиады до другой. Спортивные состязания были культовым действием, проводимым в честь Зевса Олимпийского. Участники игр демонстрировали свою преданность и веру в могучее и справедливое божество, они ему посвящали свои победы. Тот, кто одерживал победу в соревновании (его называли олимпиоником), рассматривался как приблизившийся к Зевсу, к божественному, он как бы прорывал свою человеческую оболочку и обретал некий божественный ореол, становился до некоторой степени героем. Вот почему в мифологических сказаниях древних греков многие олимпийские боги (напр. Аполлон, Арес, Гермес) и герои (напр. Геракл) принимали прямое участие в Олимпийском состязании наряду с обычными смертными участниками.

Спортивные соревнования — это органическая часть культа, а не демонстрация только спортивного мастерства. Вот почему участник олимпийского состязания, а тем более победитель — олимпионик должен был обладать, кроме собственно высоких физических данных, тренированности мышц, еще и высокими нравственными качествами; человек злой, несправедливый, завистливый, подлый по определению не имел права соревноваться в Олимпии и, конечно, в принципе не мог добиться победы. И хотя как всегда бывает, высокие принципы нарушаются, общий идеал совершенного в физическом и нравственном смысле человека — участника и победи – Олимпийских игр – оставался неизменным и бесспорно оказывал свое благотворное влияние на общую моральную атмосферу в Греции.

Священные игры, кроме своей общеизвестной религиозной и спортивной стороны, имели и несомненное воспитательное значение. Элланодики строго штрафовали (а то и наказывали палками) каждого участника, совершившего неэтичный поступок и нарушившего тем самым положения Олимпийского устава. Так, был оштрафован в 98-ю Олимпиаду фессалиец Эвпол, подкупивший своих соперников — кулачных бойцов Агетора, Пританиса, Формиона. Последние тоже были наказаны за корыстолюбие.

Тот же Павсаний рассказывает о таком примечательном случае: «...в 192-ю Олимпиаду решился на это (на подкуп) элеец Дамоник; предстояло состязание за победный венок в борьбе между сыном Дамоника Поликтором и Сосандром, родом из Смирны, носившим одно имя с отцом. Так как Дамоник страшно хотел, чтобы победа досталась его сыну, он дал взятку Сосандру-отцу. Когда эта сделка разгласилась, то элланодики наложили наказание, но они наложили его не на сыновей, а обратили свой гнев на отцов: ведь это они совершили несправедливость».

Виновные подвергались весьма солидным штрафам и карались всеобщим презрением. А на штрафные деньги в Олимпии воздвигались статуи Зевса (так называемые «заны»), пьедесталы которых украшали порой стихотворные надписи нравоучительного характера. Одна из них, например, гласила:

ПОБЕДА В ОЛИМПИИ ДОБЫВАЕТСЯ НЕ ДЕНЬГАМИ,

А БЫСТРОТОЙ НОГ И КРЕПОСТЬЮ ТЕЛА.

Другой дистих напоминал:

СОСТЯЗАНИЯ В ОЛИМПИИ — ЭТО СОСТЯЗАНИЕ В ДОБЛЕСТИ, А НЕ В БОГАТСТВЕ.

В 201-ю Олимпиаду александриец Сарапион, испугавшись своих противников, позорно удрал со стадиона. И его оштрафовали за трусость.

Презирали греки и своекорыстных лжецов — тех атлетов, которые пытались использовать свое спортивное искусство с целью обогащения. Так, на 218-х Олимпийских играх был оштрафован Аполлоний — кулачный боец из Александрии. Вот что писал по этому поводу Павсаний: «Это был первый из египтян, кого элейцы осудили за неправильный образ действий. Он был признан виновным не в том, что давал взятку или получил ее... Он прибыл не в назначенный срок и элейцы, на основании своего закона, не внесли его в списки и не допустили до состязаний, а его оправдание, будто в Кикладских островах он был задержан противными ветрами, было уличено как обманное Гераклитом, тоже родом из Александрии, который показал, что Аполлоний опоздал потому, что останавливался, зарабатывая деньги на состязании в Ионии. Таким образом, элейцы отстранили от состязаний как Аполлония, так и других кулачных бойцов, которые не прибыли к назначенному сроку, и отдали венок победителя Гераклиду без состязания...»

Тем не менее, как видим, суровые элланодики сумели поставить на место нечестных и своекорыстных атлетов.

Но суровей всего, карали эллины тех атлетов, которые на стадионах изменяли родному городу и соотечественникам.

Когда кротонский бегун Астил (одержавший в Олимпии три победы подряд) вдруг объявил себя сиракузянином (разумеется, не безвозмездно), его земляки немедленно постановили: дом олимпионика превратить в тюрьму и свалить статую Астила, поставленную ему за предыдущие победы.

Еще более плачевным оказалось положение победителя 99-х Олимпийских игр, бегуна на длинные дистанции Сотада. Уроженец того же города Кротона, он вздумал за деньги выступить от имени Эфеса. Кротоняне приговорили Сотада к изгнанию (что для грека тех времен было порой равносильно смерти, как по моральным, так и по сугубо житейским мотивам).

Лишь через много лет, будучи уже седым стариком, опозоренный и отвергнутый согражданами олимпионик вымолил, наконец, у них прощение и вернулся на родину. Передавали, что умер он у пьедестала, на котором когда-то стояло его скульптурное изображение.

Но суровей всего карали эллины тех атлетов, которые на стадионах изменяли родному городу и соотечественникам.

Мифы о рождении Олимпийских игр

О рождении Олимпийских игр аэды и рапсоды рассказывали следующее: на берегах Алфея Зевс боролся с Кроном за власть и, победив, учредил эти состязания. По другому мифу в Олимпии первыми состязались Куреты — Геракл, Пеоней, Эпимед, Иасис, Идас. Там впервые Геракл увенчал победителя веткой маслины. Таким образом, эта версия честь установления игр приписывает Идейскому Гераклу. Аполлодор и Феофраст приводят миф о том, что Олимпийские игры после длительного перерыва возобновил Геракл Фиванский, празднуя победу над царем Авгием. «Считать Геракла учредителем праздника побудило, вероятно, участие в нем дорийцев, переселившихся на Пелопоннес, по преданию, под начальством потомков Геракла». Возможно и другое: миф о Геракле — основателе (или реставраторе) Олимпийских игр — результат влияния Спарты, являвшейся до Пелопоннесской войны могучим союзником Элиды.

Миф о Геракле Фиванском — основателе или продолжателе Олимпийских игр — ученые склонны отнести к XIII веку до н. э. (т. е. ко времени Троянской войны). Страбон, один из наиболее солидных «реалистов» древнегреческой географии, истории и литературы, правда, настоятельно советует нам «...опустить древние сказания и об основании святилища, и об учреждении игр; некоторые считают Геракла, одного из Идейских Дактилей, основоположником, а другие — Геракла, сына Алкмены и Зевса, который первым принял участие в играх и одержал победу; ведь эти сказания передаются на много разных ладов, но им не следует особенно доверять».

Итак, уместно заметить, что в эллинской мифологии, на фоне единого героя, в разные времена существовали и активно действовали несколько «местных» Гераклов. И каждое эллинское племя, каждый полис хотел иметь «своего» Алкида. Кроме того, многочисленные походы и странствия героя весьма способствовали почти безграничному расширению «Геракловой географии» — от Скифии до Африки!

Наиболее популярной и распространенной версией является миф о Пелопсе — учредителе Олимпиад. По словам Павсания, в Писе его почитали настолько выше других героев, насколько Зевс был выше прочих богов.

По преданию, Пелопс влюбился в Гипподамию — дочь жестокого Эномая, царя Элиды. Эномаю было предсказано, что он погибнет от руки зятя. Поэтому всем, кто сватался к Гипподамии, царь предлагал состязаться в беге колесниц. Догнав очередного претендента-неудачника, Эномай поражал его копьем. Пелопс согласился на все условия царя (предусмотрительно подкупив его возницу Миртила щедрыми обещаниями). Осевая чека тайно вынута Миртилом, на бешеной скорости колесница разваливается: Эномай гибнет. Став мужем Гипподамии и одновременно властелином Писы и Олимпии, Пелопс в память о своей победе решил каждые четыре года устраивать Олимпийский праздник и проводить состязания.

Но победитель не собирался выполнять данные Миртилу обещания и столкнул беспечного возницу в море. Так свершился первородный грех Пелопса, от которого страдали и его сын Атрей, и внук Агамемнон, и правнук Орест.

Учитывая эту ветвь мифа, логично допустить, что устроенные Пелопсом игры могли носить не только триумфальный, но и искупительный характер.

Приведем изложение этого мифа полностью по Аполлодору: «Эномай, царствовавший в Писе, имел дочь Гипподамию, и то ли он сам был влюблен в нее, как говорят некоторые, то ли он получил оракул, в котором ему предсказывалась смерть от руки того, кто женится на его дочери, но никто не брал ее в жены. Отец Гипподамии не мог убедить ее сойтись с ним, женихов же он всех убивал.

Обладая оружием и конями, которые были подарены ему Аресом, Эномай устраивал состязания для женихов; победивший в этих состязаниях получал право жениться на Гипподамии. Жених должен был посадить Гипподамию на свою колесницу и мчаться с ней до Коринфского перешейка, Эномай же преследовал его вооруженный, и если настигал жениха, то убивал на месте. Тот, кого он не смог бы настигнуть, мог взять Гипподамию в жены. Поступая таким образом, Эномай убил многих женихов (некоторые указывают, что их было двенадцать). Головы убитых Эномай отрубал и прибивал гвоздями к своему дворцу.

Прибыл и Пелопс, чтобы посвататься к Гипподамии. Пораженная его красотой, Гипподамия влюбилась в него и уговорила Миртила, сына Гермеса, помочь Пелопсу. Миртил же был возничим Эномая. Любя Гипподамию и желая ей угодить, Миртил не укрепил ступицы колес чеками, и это послужило причиной поражения Эномая. Кони потащили его, запутавшегося в вожжах, и он погиб. Согласно другим источникам, его убил Пелопс. Умирающий Эномай, поняв предательский поступок Миртила, проклял его, пожелав ему погибнуть от руки Пелопса.

Так Пелопс получил Гипподамию. Проезжая в одном месте с Миртилом, который его сопровождал в этом путешествии, Пелопс отлучился, чтобы принести воды супруге, испытывавшей жажду. В этот момент Миртил попытался овладеть Гипподамией. Пелопс узнал от Гипподамии о поступке Миртила и сбросил его у мыса Гереста в море: оно было названо по имени Миртила Миртойским. Падая, Миртил проклял весь род Пелопса».

По мнению Дж. Томсона, в мифе о состязании Пелопса и Эномая отразился известный в Элладе тех времен древний обычай единоборства искателя престола с царем, что являлось, по сути, одной из форм ритуального убийства. В своем труде «Эсхил и Афины» Дж. Томсон пишет: «...миф о Пелопсе может быть интерпретирован как символическое отражение специфической формы первобытных инициации, принятых в доисторической Олимпии. Они состояли из двух частей — инициации возмужалости и инициации в царский сан. Последние заключались в состязаниях-испытаниях (первоначально — в состязаниях в простом беге, а потом — в беге колесниц); победитель провозглашался божественным царем или царем-жрецом года...»

Что же касается непосредственного ритуального состязания женихов за невесту (и одновременно за царскую власть), то этот агон свидетельствует о существовании в Древней Элиде матрилинейной традиции наследования престола.

Анализ мифологических источников позволяет нам различить в многовековой истории Олимпийских игр четыре периода:

- героический период (в играх участвуют преимущественно боги и герои);

- легендарный период, начинающийся с 50-го года после Девкалионова потопа, когда Климен, сын критянина Кардиса, возобновил якобы Олимпийские игры, посвятив их Идейскому Гераклу;

- полулегендарный период — в IX веке до н. э. после нового перерыва игры возрождены Ликургом и Ифитом;

- исторический период игр, исчисляющийся с 776 года дон. э., когда элидский повар Коройб победил в простом беге.

Построение эпиникия диктовалось вполне определенными правилами и традициями. Неотъемлемыми составными частями победной оды были «местные и личные элементы, касающиеся победителя, прославление его рода, предков, общины, указание на место и характер состязания, где была одержана победа. Столь же постоянной частью являются мифы и наставительные размышления».

В каждом эпиникии Пиндар в первую очередь воздает хвалу непосредственно победителю, своему адресату. Делается это в духе единой традиции, но каждый раз своеобразно. Литературные приемы повторяются редко.

В III Олимпийской оде, посвященной победе Ферона Акрагантского в состязании колесниц, поэт путем пышных сравнений так возвеличивает атлета:

Если среди стихий первая вода,

Среди ценностей же самое почитаемое золото,

То сегодня Ферон,

Благодаря своей доблести, достигшей апогея,

Касается Геракловых столбов.

(С. 42-44)

Победитель добывает славу не только себе, но и своему городу, и своему отцу, и всему своему роду. Это весьма значительный социальный и этический момент, который древние нередко ставили во главу угла.

Псавмид Камаринский не раз побеждал в конных состязаниях (ему посвящены IV и V Олимпийские оды). В пятой оде, обращаясь к отечеству победителя — Камарину, Пиндар восклицает:

Конями, мулами и скачкой На одном коне

Большую славу тебе доставил

Победами и провозгласил отца своего Акрона

И новопостроенное жилище.

Тот же прием возвеличения города через личность победителя находим и во многих других эпиникиях: XII Олимпийский — посвященный Эрготелу Гимерскому, XIV Олимпийский — посвященный Асопиху Орхоменскому, II Пифийский — посвященный Гиерону Сиракузскому, IX Пифийский — посвященный Телесикрату Киренейскому, и другие.

Спортивная наследственность от отцов к сыновьям

Не только доброй традицией, но и весьма желательным элементом хорошего тона считалась в аристократической семье агонистическая преемственность от отцов к сыновьям. Знаменитая спортивная наследственность никогда не ускользала от внимания зрителей и, разумеется, поэтов. Победитель-сын и победитель-отец в прямом смысле и переносном взаимно вплетали все новые листья в венок семейной славы.

В лукиановском диалоге «Харон или наблюдатели» Аполлон с явным удовольствием указывает Харону на отца, счастливого своим сыном-атлетом, победителем на Олимпийских играх.

Больше всего сведений о «семейных победах» находим у Павсания. Вот что он рассказывает, например, о лакедемонянине Гетоймокле: «Самим Гетоймоклом и его отцом Гиппосфеном были одержаны победы в борьбе на Олимпийских играх; в общей сложности они одержали одиннадцать побед, причем Гиппосфену удалось одержать на одну победу больше сына и тем превзойти его».

Бывало, что цепочка агонистических побед протягивалась и дальше: от деда к внукам, от прадеда к правнукам.

Наиболее знамениты в этом смысле, пожалуй, родосские атлеты семейства Диагоридов. Павсаний упоминает о многочисленных статуях, поставленных в Олимпии представителям этого атлетического рода. Как правило, Диагориды были кулачные бойцы и панкратиасты.

Впрочем, иногда представители одного и того же рода нарушали «видовую» наследственность и выступали в разных агонах.

Сам Диагор неоднократно побеждал в кулачном бою. Его сын Дорией, самый младший из Диагоридов, выступавших на стадионе, победил в панкратии. Удостоены были олимпийских венков брат и сыновья Диагора — Акусилай, Дамант, Сосий. Наконец, не посрамили своего рода и внуки знаменитого атлета: также удостоились высшей награды в Олимпии Эвкл и Пейседор. С именами Пейседора и его матери Каллипатеры (Ференики) связана известная легенда о женщине, проникшей на Олимпийский стадион, чтобы своими глазами видеть победу сына.

Вообще Родос дал эллинскому миру много атлетов и, в частности, хороших кулачных бойцов, панкратиастов и прыгунов.

В той же VI книге «Описания Эллады» читаем: «Лакедемонянин Александр был первым провозглашен победителем в состязании колесниц, а надпись на его статуе гласит, что его дед по отцу еще раньше был увенчан венком за победу в пентатле». Нередко отец и сын добывали победу на одних и тех же состязаниях в один и тот же день.

По выкладкам, которые предлагает Э. Берзин, например, в греческих колониях Северного Причерноморья, между выступавшими одновременно отцом и сыном возрастная разница составляла в среднем 26 лет. И это еще одно прекрасное доказательство спортивного долголетия эллинов.

Тема семейных побед широко распространена в одах Пиндара. Воспевая победу, Мелисса Фиванского в панкратии и в конном ристании, поэт подчеркивает, что

Прирожденной доблести предков

Он не посрамляет.

Наиболее концентрированную форму идея семейных агонистических традиций приняла в X Пифийской оде. Посвящая ее фессалийцу Гиппоклу, Пиндар восклицает:

Счастлив и достоин похвалы мудрецов

Тот муж, который,

Доблестью рук или ног одержав победу, величайшие из наград заслужит

Отвагой и мощью;

И еще при жизни своей увидит юного сына, который и сам завоюет

Пифийский венок.

Этический кодекс атлетов

Рядом с категорией агонистической доблести (переплетаясь и перекликаясь с ней) у Пиндара возникает цепочка этических норм, своеобразный кодекс чести атлета и олимпионика.

Этот кодекс своеобразен, и он отнюдь не идентичен Олимпийскому уставу Ликурга Ифита. Но и противоречий между ними тоже нет. Просто «этический кодекс» Пиндара и Олимпийский устав успешно дополняют друг друга.

Какие же этические положения содержат эпиникии?

Первое. Почетна и желанна лишь многотрудная победа. То, что досталось случайно или в легкой борьбе, не приносит морального удовлетворения ни атлету (настоящему атлету!), ни зрителям. В VII-VI веках до н. э. профессионализм на эллинских стадионах еще не достиг апогея. Именно «эту вершину любительской агонистики прославил и увековечил Пиндар». Хотя жестокость кулачных поединков и взаимная безжалостность панкратиастов и в те времена не являлись исключением, однако боролись тогда не изощренные профессионалы, а преимущественно любители, находящиеся в относительно одинаковых условиях. И если ты становился primus inter pares, то это было особенно почетно.

Наиболее четко и, в то же время лаконично, эта мысль высказана в X Олимпийском эпиникии, где воспевается победа в кулачном бою мальчика Агесидама (ему же посвящена и XI Олимпийская ода):

Легкая победа немногим досталась, Труд — лучшее украшение жизни.

(С.21-22)

Сходная мысль: «доблести, чуждые опасностям, не почитаются», звучит в VI Олимпийском эпиникии (с. 9—11).

Обращаясь к ахарнянину Тимодему, ставшему победителем в панкратии на Немейских играх (а до этого уже одержавшему ряд побед на других состязаниях), Пиндар восклицает:

Тебя же, о Тимодем,

славным делает

многотрудная победа в панкратии.

(Nemea. II, с. 14-15)

И даже благородное происхождение и расположение небожителей не приносит такой славы, как победа, добытая в тяжком и честном поединке.

Второй этический тезис: атлет всегда должен помнить, благодаря чьим наставлениям он стал победителем. Слова благодарности, обращенные к тренеру, встречаются во многих Пиндаровых эпиникиях. Это, так сказать, элемент хорошего тона, обязательный для атлета. В уже упоминавшейся X Олимпийской оде, посвященной Агесидаму Локрийскому, с самого начала поэт высказывает пожелание, чтобы победитель выразил признательность своему тренеру Илу — «мужу-наставнику»:

Агесидам же,

Победив бойцов в Олимпии,

Да возблагодарит Ила,

Как Ахилла Патрокл.

Муж, наставляющий рожденного к доблести,

С божьей помощью

Возвышает его к славе безмерной.

Два эпиникия (Olympia, VIII и Nemea, VI) посвящены мальчику-борцу Алкимеду Эгинскому. В обеих одах есть слова похвалы и благодарности, обращенные к Мелесию — тренеру Алкимеда, бывшему в свое время прекрасным атлетом. В молодые годы, неоднократно побеждая на стадионах и получив немало наград, Мелесий теперь удостоен высшей награды — победы своего ученика:

Ныне ж награда ему

Сам Алкимедон,

Одержавший тридцатую победу.

(Olympia, VIII, с. 65-66)

Тема преемственности атлетического мастерства легко обнаруживается (как мы уже видели выше) во многих эпиникиях: брат, отец или даже дед передают агонистические навыки младшему наследнику. Теперь же речь идет о тренере и ученике. Собственно, VIII Олимпийский эпиникий в равной мере адресован и атлету, и его учителю. Похвалой Мелесию заканчивается и VI Немейский эпиникий (с. 60-65). Этот же мотив благодарности тренеру встречаем и в IV Истмийском эпиникий (с. 90).

Третий этический тезис: жестокость схваток нигде не осуждается Пиндаром (хотя ею, как мы знаем из других источников, иногда грешили адресаты поэта). Это считалось в порядке вещей, тем более что не в интересах Пиндара было заострять внимание аудитории на отрицательных моментах агонов. Такое условие диктовал сам жанр эпиникия.

Четвертый этический тезис — гармония физической силы и добродетели. Это положение соответствует уже рассмотренному выше сочетанию силы физической и интеллектуальной.

В V Истмийской оде Пиндар воспевает Пифея — старшего брата и тренера Филакида с Эгины:

С искусными руками и таким же умом.

(С. 60)

А в VII Истмийской оде подобная похвала принимает уже несколько более специфические очертания: эпиникий посвящен панкратиасту Стрепсиаду из Фив. Боец описан как могучий великан, но одновременно он и красавец. А главное —

Его добродетель

не ниже телесной красоты.

(С. 22)

Итак, здесь атлетические достоинства и красота рассматриваются как составные части apeifj.

Город Эгину прославляет Пиндар именно за то, что его жители отличаются не только силой мышц, но также умны и доброжелательны, хорошие советчики в честных делах (Nemea, VIII, v. 13—14).

Наконец, как пятый этический принцип у Пиндара можно отметить бескорыстную честность победителя. Хотя нередко жажда награды превозмогает порядочность (как с горечью констатирует поэт), но да славятся искусные всадники и мужи с бескорыстными душами! Это — высшая доблесть! И пусть жажда славы также не заставит тебя свернуть с прямого пути (Nemea, IX; Isthmia, IV). П. Турын пишет о том, что для земельной аристократии, глашатаем интересов которой был Пиндар, «...понятие доблести было объединенным понятием духовного и физического совершенства».

Пять пунктов, выделенных нами, говорят о том, что в своих эпиникиях Пиндар стремился не к простому прославлению победителей, а, хочется верить, преследовал и воспитательные цели. Социальной же и фактической базой для поэтических обобщений послужили условия и обстановка проведения античных игр.

Заключение

Да, в Древней Греции многое было необычным и не всегда объяснимым. И почти – в превосходной степени, от всей души.

Причин небывалого расцвета агонистики среди свободных эллинов было несколько. И рассматривать их следует лишь в гармоническом комплексе.

Прежде всего, это – многоликий пантеон греков, считавших состязания лучшим средством умилостивления богов и в дни радости, и в дни печали.

Следующая причина – свободолюбие древних греков, нежелание подчиняться многочисленным агрессорам и, как следствие, - необходимость находиться в постоянной боевой готовности.

В-третьих, - политическое соперничество древнегреческих полисов повсюду вплоть до стадионов.

В-четвертых, - остро развитое эстетическое чувство эллинов, обусловленное и образом жизни, и окружающей средой.

В-пятых, - могучее присутствие обязательного предмета состязательности как национальной черты в любой области эллинской действительности.

В-шестых, - калокагатия, властно призывающая на стадионы и в палестры, в цвет эллинской аристократии.

Главным же было то, что победителей Олимпийских игр почитали как Богов. Что доказывается установкой статуй в честь своих чемпионов, которые приносили славу их родному городу, на городских площадях. Т.е. ловкость, сила, ум, смелость, отвага и стремление к победе ценилась уже в те времена.

Использованная литература

1. В. Штейнбах «От Афин до Москвы». «Физкультура и спорт», 1983 г.

2. Ю.В. Шанин «Олимпия. История античного атлетизма». «Алетейя», 2001г.

3. Н.Е. Филиппова «Английский язык». «Братья Гринины», 1995г.