рефераты
Главная

Рефераты по авиации и космонавтике

Рефераты по административному праву

Рефераты по безопасности жизнедеятельности

Рефераты по арбитражному процессу

Рефераты по архитектуре

Рефераты по астрономии

Рефераты по банковскому делу

Рефераты по сексологии

Рефераты по информатике программированию

Рефераты по биологии

Рефераты по экономике

Рефераты по москвоведению

Рефераты по экологии

Краткое содержание произведений

Рефераты по физкультуре и спорту

Топики по английскому языку

Рефераты по математике

Рефераты по музыке

Остальные рефераты

Рефераты по биржевому делу

Рефераты по ботанике и сельскому хозяйству

Рефераты по бухгалтерскому учету и аудиту

Рефераты по валютным отношениям

Рефераты по ветеринарии

Рефераты для военной кафедры

Рефераты по географии

Рефераты по геодезии

Рефераты по геологии

Рефераты по геополитике

Рефераты по государству и праву

Рефераты по гражданскому праву и процессу

Рефераты по кредитованию

Рефераты по естествознанию

Рефераты по истории техники

Рефераты по журналистике

Рефераты по зоологии

Рефераты по инвестициям

Рефераты по информатике

Исторические личности

Рефераты по кибернетике

Рефераты по коммуникации и связи

Рефераты по косметологии

Рефераты по криминалистике

Рефераты по криминологии

Рефераты по науке и технике

Рефераты по кулинарии

Рефераты по культурологии

Реферат: Понятие убийства

Реферат: Понятие убийства

Понятие убийства


Жизнь человека всегда очень строго охранялась уголовным законом любого государства. С принятием Конституции РФ 1993 г. впервые в текст основного закона нашей страны вошла ёмкая и лаконичная формула статьи 20: «каждый имеет право на жизнь». Сделано это было принципиально верно, поскольку жизнь — это ведь высшее благо человека как биологической особи и в то же время как существа социального: утрата жизни ничем не заменима и невосполнима. Конституционные гарантии неприкосновенности жизни реализуются в нормах главы 16 действующего Уголовного кодекса Российской Федерации. Общественные отношения по поводу жизни выступают родовым объектом посягательств в этой главе и непосредственным объектом каждого из этих деяний, причиняющего человеку смерть.

Наиболее тяжким среди преступлений против жизни практически в любой стране (независимо от её общественно-политического строя, религиозных канонов, культурологических и иных особенностей) традиционно признаётся убийство. В российской правовой системе сам термин «убийство» утвердился далеко не сразу. В памятниках древнерусского права, важнейшим из которых является Русская Правда, лишение человека жизни именовалось «душегубством», а позднее оно стало называться «смертоубийством» (Свод законов Российской империи 1832 г.), и лишь к концу ХIХ века получило нынешнее наименование — «убийство» — хотя ни в Уголовном Уложении России 1903 г., ни в Уголовных кодексах советского периода самому этому понятию так и не было дано развёрнутого определения. В учебниках же, монографиях, статьях и комментариях приводились определения теоретиков, подчас довольно оригинальные и полные, но единой научной концепции отечественная школа уголовного права так пока и не выработала.

В текст уголовного закона определение этого весьма важного уголовно-правового понятия впервые было введено в 1996 году, что следует признать несомненной заслугой законодателя. В диспозиции части 1 статьи 105 УК РФ оно выражено довольно лапидарно: «умышленное причинение смерти другому человеку». Уголовный закон, сформулировав здесь легальное определение убийства, тем самым сделал шаг вперёд и наконец-то вывел за рамки убийства гораздо менее опасный деликт — неосторожное причинение смерти. Государственная Дума РФ таким образом фактически признала — спустя десятилетия — правоту известного отечественного криминалиста, профессора ЛГУ М.Д. Шаргородского, ещё в середине минувшего века писавшего, что убийством нужно называть лишь умышленное причинение смерти другому человеку (а все случаи неосторожного лишения жизни так прямо и именовать в законе). Он справедливо подметил, что выражение «неосторожно убить» так же чуждо русскому уху, как и выражение «неосторожно поджечь» (по неосторожности можно только вызвать пожар или смерть). И действительно, в слове «убийство» с семантических позиций можно усмотреть какой-то намёк на умышленную форму вины. В те времена позицию М. Д. Шаргородского поддерживали немногие — в частности, прибалтийский криминалист Й. Ноцюс. Возможно, так было потому, что в УК Латвийской ССР — единственной из всех союзных республик тогдашнего СССР — имелась прогрессивная формулировка в ст. 103 — «лишение жизни по неосторожности».

Понятие убийства в действующем УК РФ 1996 г. охватывает деяния, предусмотренные статьями 105, 106, 107, 108.

Однако само по себе законодательное (легальное) определение убийства ещё не позволяет в полной мере разграничить данное деяние со схожими преступлениями — как более, так и менее опасными, и потому имеется насущная необходимость ввести в научный и практический оборот ещё одно, доктринальное определение убийства, которое не противоречило бы легальному, а дополняло его, конкретизировало и помогало решить сложнейшие проблемы квалификации насильственных посягательств. А проблемы эти имеются, и не столь уж простые. Допустим, преступником умышленно лишён жизни следователь милиции, который до этого проявлял неслыханную активность в изобличении упомянутого субъекта. Нет сомнений, что содеянное подпадает под признаки ст. 295 УК РФ — а, с другой стороны, ничто вроде не мешает назвать это убийством, поскольку, согласно ч. 1 ст. 105 УК, произошло умышленное причинение смерти другому человеку….Вот для того, чтобы чётко и однозначно очертить круг преступлений, каковые по закону могут и должны именоваться убийствами (со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями), и необходимо сформулировать доктринальное (научное) определение убийства.

Попытки такие предпринимались в отечественной науке неоднократно. Правда, большей частью они сводились к дефинициям типа «противоправное умышленное причинение смерти другому человеку (Г. Н. Борзенков) — с небольшими вариациями. Некоторые из них с позиций сегодняшнего закона вообще не выдерживают критики – например, формула известнейшего исследователя проблем квалификации преступлений против жизни С.В. Бородина: «Убийство — это предусмотренное Особенной частью Уголовного кодекса виновное деяние, посягающее на жизнь другого человека и причиняющее ему смерть».

Особняком стоят попытки (порой бездоказательно раскритикованные) отразить в научной дефиниции своеобразие анализируемого посягательства. Профессор Н. И. Загородников ещё в 1961 г. дал своё определение убийства – «противоправное, умышленное или неосторожное, лишение жизни другого человека, когда причинение смерти является основанием уголовной ответственности». В преддверии появления нового российского уголовного кодекса учёные из Санкт-Петербурга дали заслуживающее внимания определение убийства: «противоправное, умышленное или неосторожное лишение жизни другого человека, если лишение жизни является единственным обязательным последствием в соответствующем составе преступления». К сожалению, в последние годы попытки осмыслить содержание столь важного и сложного уголовно-правового понятия и дать его доктринальное определение почти прекратились, хотя в этом имеется насущная необходимость не только с теоретических позиций, но и с точки зрения практиков.

На наш взгляд, доктринальное определение убийства можно сформулировать так: убийство — это общественно опасное, противоправное, умышленное причинение смерти другому человеку, когда оно не направлено одновременно на иное охраняемое уголовным законом общественное отношение. В чём состоит смысл и значение данной дефиниции?… Она позволяет: – отграничить убийство от менее опасного преступления — криминального аборта (ст. 123); – правильно уяснить содержание очень важного квалифицирующего признака, предусмотренного п. «н» ч. 2 ст. 105 — убийство, совершённое неоднократно; – отграничить убийство от более опасного преступления — например, от посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317). Последнее становится возможным именно благодаря оговорке «когда оно не направлено одновременно на иное охраняемое уголовным законом общественное отношение». Допустим, виновный лишает жизни милиционера во время и в связи с выполнением тем обязанностей по охране общественного порядка. Такое деяние одновременно нарушает отношения по охране жизни конкретного милиционера, но в первую голову оно причиняет вред отношениям в сфере порядка управления. Аналогичная ситуация и в случае лишения жизни государственного деятеля для прекращения его служебной деятельности. Закон не называет это убийством, а именует террористическим актом (ст. 277), поскольку основным объектом посягательства выступают отношения, связанные с основами конституционного строя, а жизнь опять же отодвигается на второй план, становясь дополнительным объектом. Не случайно в диспозициях статей 277, 295, 317 демонстративно не употребляется слово «убийство». А кроме того, все упомянутые составы сформулированы как «усечённые», и преступления считаются юридически оконченными, даже если фактически жертва нападения осталась жива. Объяснить это можно тем, что законодатель расценивает подобные деяния направленными в первую очередь не на лишение жизни конкретного индивидуума, а на иные социальные ценности, охраняемые уголовным правом даже более строго, чем жизнь.

Если же не учитывать изложенного, то легко ошибиться при квалификации преступлений, потому что легальное определение убийства не подчёркивает, а скорее затушёвывает принципиальные отличия составов преступлений, предусмотренных, например, статьями 105 и 277 УК РФ. А между тем таких различий несколько: – другой основной объект посягательства; – смерть потерпевшего совсем не обязательна для состава оконченного теракта; – в теракте невозможен косвенный умысел; – субъектом теракта признаётся физическое вменяемое лицо с 16 лет, а убийства, квалифицируемого по ст. 105 — с 14 лет (поэтому, если 14-летний преступник неудачно стреляет в государственного деятеля, то судить его будут по ст. 30 ч.3 и ст. 105 ч. 2 п. «б»).

Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 27 января 1997 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК РФ)» не учёл приведённых выше положений и допустил, на наш взгляд, нарушение закона. Он рекомендовал судам признавать «простое» убийство неоднократным, если ему предшествовало совершение преступления, подпадающего под признаки статей 277, 295, 317. Однако в диспозиции ст. 105 ясно сказано: «убийство, …совершённое неоднократно». Значит, любое из входящих в неоднократность преступлений должно на языке УК именоваться убийством, и никак иначе. Поэтому совершённые поочерёдно террористический акт и убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств нужно квалифицировать не по п. «н» ч. 2 ст. 105, а по ст. 277 и ч. 1 ст. 105. И здесь нельзя будет сказать об ослаблении ответственности виновного, поскольку ст. 277, входящая в реальную совокупность, содержит в санкции смертную казнь (между прочим, санкция данной статьи – вообще самая строгая в Уголовном кодексе!).

Особняком в УК РФ, на наш взгляд, стоит ст. 357 (геноцид), которая формально в диспозиции содержит слово «убийство», но практически не применяется, включена в УК РФ по причине подписания нашей страной соответствующих конвенций, откуда обычно и заимствуются словосочетания.

Давая определение убийства, в отечественной юридической литературе традиционно не принято упоминать возраст его субъекта — поэтому мы здесь ограничимся лишь общим замечанием, что таковым следовало бы считать лицо, достигшее 14 лет (как это было в УК РСФСР 1960 г) по всем составам убийства, даже «привилегированным». Мы категорически не согласны с утверждением ряда учёных о том, что повышение возраста уголовной ответственности до 16 лет по статьям 106, 107 и 108 УК РФ является актом гуманизма и вполне оправданно. Судебно-следственная практика (в частности, Сибирского региона) уже наглядно показала, что этот мнимый гуманизм, проистекающий из непродуманных новаций Государственной думы РФ, на поверку оборачивается жестокостью по отношению к подросткам 14–16 лет, совершающим вроде бы «привилегированные» убийства, но вынужденным отвечать за эти деяния по статье 105 (и даже её второй части), поскольку субъектами статей 106, 107, 108 они по закону не являются, а содеянное ими невозможно не признать убийством, невозможно поэтому освободить от ответственности.

В последнее время в науке уголовного права высказана оригинальная концепция, согласно которой различия между статьями 277, 295, 317 — и ст. 105 ч. 2 п. «б» несущественны, поэтому первые три упомянутые статьи можно бы исключить из кодекса и тем самым упростить имеющиеся теоретические сложности, называя всё подряд убийством уже вроде бы на законном основании. Думается, что это принципиальное заблуждение. Специальные составы преступлений — ст. 317, 295, 277 — долгие годы сохранялись в отечественном уголовном законе, не являются рудиментами сталинизма, и довольно часто применяются на практике. А в нынешних условиях расцвета терроризма исключение подобных статей было бы просто опрометчивым. Не случайно в проекте федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации» (в части гуманизации уголовно-правовых норм), внесённом Президентом РФ В. В. Путиным и принятым Государственной Думой РФ в первом чтении 21 ноября 2003 г., ни слова не сказано об исключении данных статей[11].

Возвращаясь к началу предлагаемой формулировки, необходимо подробнее остановиться на трактовке прилагательного «противоправное». Кстати, в действующем УК Республики Беларусь 2000 г., в ст. 139, прямо указано на противоправность как необходимый признак убийства, что достойно подражания. Противоправным считается: – лишение жизни не в состоянии необходимой обороны либо задержания лица, совершившего преступление (если задержание проводится сотрудником правоохранительного органа в соответствии со специальным федеральным законом); – лишение жизни соперника на дуэли; – причинение смерти не в состоянии военного конфликта с другим государством; – причинение смерти осуждённому к смертной казни, если такой приговор вынесен в пределах РФ, но судом, не входящим в судебную систему страны (например, в середине 90-х годов шариатский суд Чеченской республики приговорил к расстрелу двоих виновных — мужчину и женщину — и они были публично расстреляны из автомата с трансляцией этой процедуры на всю Россию; не случайно тогдашний Генеральный прокурор страны Ю. И. Скуратов дал принципиальное указание своим подчинённым о возбуждении уголовного дела по признакам убийства. Несколько позднее, в 2000 году, в Ростове осуждён Валид Куруев, член верховного шариатского суда Чечни, за вынесение смертных приговоров людям по законам шариата).

На сегодняшний день противоправным является и лишение жизни безнадёжно больного человека по его просьбе или с согласия близких родственников — т.н. эвтаназия. Однако в будущем положение вполне может измениться, поскольку проблема эта весьма актуальна для России и активно дискутируется в обществе. В качестве промежуточного этапа можно бы ввести в УК привилегированный состав убийства по просьбе потерпевшего, который фигурировал в официальном проекте УК, но не попал в окончательный текст. Необходимость этого шага тем более остра, что усугубляется огромным просчётом нашего законодателя: между непреступным деянием (помощью безнадёжно больному человеку в его самоубийстве) и особо тяжким преступлением (убийством безнадёжно больного лица, т.е. лица, заведомо находящегося в беспомощном состоянии) сейчас, после опрометчивого введения в УК пункта «в» ч. 2 ст. 105, нет никакого «буфера», которым мог бы стать привилегированный состав убийства по просьбе потерпевшего. Если безнадёжно больной человек, лежащий в отделении реанимации с аппаратом искусственной вентиляции лёгких, решит не мучить более себя и других, и уйдёт добровольно из жизни –то с позиций нашего УК это непреступно. Если же он физически не сможет перекрыть вентиль аппарата, попросит медсестру сделать это за него и тем самым прекратить его невыносимые страдания, то она, уступив его просьбе, вместо гуманного (с позиций общественного сознания) поступка совершит квалифицированное убийство, караемое смертной казнью.

Правомерность постановки вопроса об эвтаназии (на первых порах — хотя бы т.н. «пассивной») подкрепляется и общими положениями, касающимися права человека на жизнь и его же права на достойную, не унизительную смерть по его собственному выбору. Как известно, наиболее передовые государства уже законодательно оформили сложившуюся десятилетиями практику облегчения смертельно больному человеку ухода из жизни. В 2001 г. в Нидерландах принят закон о «лёгкой смерти», предусматривающий строгий порядок и основания эвтаназии (только при невыносимой постоянной боли, только при удостоверении действительного волеизъявления больного или его родственников, если сам он недееспособен и т.д.). Близка к принятию такого закона и Швейцария, где эвтаназия практикуется давно, хотя и при отсутствии закона. Опрос врачей в США, где наказание за эвтаназию суровое, показал: каждый (!) из них хотя бы раз в жизни её осуществлял «втихую», по просьбе больного, и не считает себя неправым. Однако традиции законодателя в этой стране ещё весьма прочны: в 1999 г. знаменитый врач Джек Кеворкян получил 25 лет тюрьмы за то, что на протяжении 9 лет по просьбам больных и их родственников, часто и за плату, отправил в мир иной 130 пациентов. В Англии «семейный врач» Гарольд Шифман осуждён по аналогичному делу – у него «послужной список» включает почти 300 больных. Кстати, в той же Англии в 2001 г. Диана Претти обратилась в суд с просьбой разрешить ей помочь уйти из жизни своему смертельно больному мужу, которому раковое заболевание в последней стадии причиняло неимоверные страдания, а её любящее сердце не могло вынести такой ситуации. Королевский суд запретил ей это и напомнил, что возможно наказание в 14 лет тюрьмы. Тогда она обжаловала это решение в Международный суд по правам человека, но, пока ждала ответа из Страсбурга, муж её умер в непрерывных мучениях. Кстати, ответ Королевского суда Англии был по своему смыслу крайне лицемерен, если не циничен: оказывается, право на достойную жизнь у британского гражданина есть и оно реализуется на очень высоком уровне – а вот права на достойную смерть нет!…

В России эта горячая тема публично обсуждалась во многих телепередачах, проводимых знаменитыми журналистами. Например, В. В. Познер в своей программе привёл данные репрезентативного социологического опроса россиян, проводившегося независимым институтом. Оказалось, что 61% из 2 тысяч опрошенных признают право человека на добровольную смерть (а значит, и право других помочь ему в этом, если он сам не способен физически). Симптоматично, что и представители самой гуманной профессии всё более склоняются к такому мнению, а некоторые говорят об этом открыто. В частности, в той же телепрограмме В. В. Познера выступал известнейший российский хирург, академик В. Воробьёв, и на вопрос ведущего он ответил не в пользу признания эвтаназии. Но минуту спустя сам же проговорился — «бывало, я отключал аппарат искусственной вентиляции лёгких, если считал положение больного безнадёжным» (!)… В последнее время в СМИ выступал один из ведущих анестезиологов страны, профессор М. Лепилин, и он вполне допускал введение «пассивной эвтаназии»: больной сам пишет записку с просьбой не делать ему искусственное дыхание, когда по состоянию здоровья это понадобится.

Слова «другого человека» в доктринальном определении убийства означают, что речь идёт не о самом субъекте, а о любом другом человеке, независимо от его состояния здоровья, возраста – лишь бы он был «хомо сапиенс» с биологической точки зрения. Самоубийство по нашему законодательству преступлением справедливо не признаётся, хотя моральная оценка его несомненно отрицательна (а с позиций христианской церкви оно — как, впрочем, и эвтаназия — считается тяжким грехом, потому что только Бог может распоряжаться жизнью человека, но не он сам).

Выражение «причинение смерти», на наш взгляд, можно считать синонимом слов «лишение жизни» — в сущности, так они и употребляются в медицинской и юридической литературе. Это когда-то давно, в прошлом веке, отдельные учёные писали: «В истории судебной медицины момент окончания жизни и наступления смерти определяется различно». Значит, никакого третьего, промежуточного между жизнью и смертью, человеческого состояния здоровья не существует. Данный вроде бы очевидный факт недавно в нашей стране попытались подвергнуть сомнению. В августе 2002 г. в Бурятской Республике было извлечено из земли тело виднейшего иерарха буддийской церкви, двенадцатого Пандид Хамбо-ламы Даши Итыгилова. 75 лет назад, будучи сам тоже по возрасту 75-летним, он решил, видимо, согласно религиозным канонам — приблизиться к всевышнему, и при стечении духовенства применил способ медитации «шунъята» (пустота). Одевшись в праздничные одежды и приняв позу лотоса, он добился того, что видимые признаки жизни исчезли, а буддисты с почестями закопали его в землю… Сейчас, когда его тело извлекли, оно было в прекрасном состоянии, почти без изменений, отсутствовали пять главных признаков смерти по буддистским воззрениям. Это дало возможность нынешним руководителям духовенства заявить, что он не умер и находится в особом состоянии (а значит, в принципе его можно, наверное, и оживить) Так, настоятель Иволгинского дацана Дагба-лама уверен, что Итыгилов (Этигелов) не умер, а достиг Нирваны. При всём уважении к буддистам, трудно согласиться с подобной теорией — видимо, иерарх всё-таки мёртв, хотя и сумел уберечь свою телесную оболочку от разложения.

В отличие от правомерного лишения жизни, несчастного случая самоубийства, преступления против жизни преследуются как противоправные деяния, предусмотренные Особенной частью УК. Что бы исключить отнесение к преступлениям против жизни правомерное лишение жизни и случайное причинение смерти, совершаемые при отсутствии вины, необходимо при выяснении понятия этих преступлений указать на виновное лишение жизни.

Помимо фактических и юридических предпосылок, которые необходимы для отнесения деяния к преступлению против жизни, у каждого из преступлений данной категории есть свои признаки, имеющие значение для общей характеристики этих преступлений.

Исходя из рассмотренных фактических и юридических предпосылок в юридической литературе, с теми или другими небольшими различиями, убийство определялось как противоправное умышленное или неосторожное лишение жизни другого человека. В ч. 1 ст. 105 УК дано определение понятия убийства, которое существенно уточняет данное определение.

Убийством признается умышленное причинение смерти другому человеку. Из данной формулировки следует, что убийством является только умышленное деяние. Тем самым из категории убийств исключается причинение смерти по неосторожности, но это не означает исключения последнего из числа преступлений против жизни. В законодательном определении убийства, с нашей точки зрения, не достает указания на противоправность и виновность деяния. Определение понятия убийства, данное в законе, не вполне совершенно еще и потому, что в нем не заложен критерий отграничения убийства от других преступлений, которые также предполагают умышленное лишение жизни другого человека.

По нашему мнению, с учетом требования об отграничении убийства не только от правомерного лишения жизни, случая и самоубийства, но и от других преступлений, включающих в свой состав умышленное причинение смерти, в соответствии со ст. 8, 14 и 19 УК определение понятия убийства можно было бы сформулировать следующим образом.

Убийство — это предусмотренное статьей Особенной части УК виновное деяние, посягающее на жизнь другого человека и причиняющее ему смерть.7

Представляется, что в общем плане приведенное определение характеризует все виды убийства, предусмотренные ст. 105-108 УК.

Определение понятия причинения смерти по неосторожности в ст. 109 УК не содержится. С нашей точки зрения, рассмотренные выше предпосылки, характеризующие преступления против жизни, относятся и к причинению смерти по неосторожности. Применимы к этому преступлению и признаки, характеризующие убийство, с одной обязательной поправкой, относящейся к субъективной стороне деяния, совершенного по легкомыслию или небрежности.

В ст. 110 УК не определяется понятие доведения до самоубийства. Нет в нем также определения понятия самоубийства, без которого нельзя в полной мере уяснить первое понятие.

Самоубийство как род насильственной смерти должно быть отграничено от убийства и от несчастного случая.

Общим при убийстве и самоубийстве является объект посягательства— жизнь человека, но при самоубийстве потерпевший и субъект деяния совпадают. Здесь нет, как при убийстве, лишения жизни другого человека. Поэтому самоубийство не признается противоправным деянием. По действующему уголовному праву оно не влечет каких-либо отрицательных последствий для лица, которое в результате неудавшегося покушения осталось в живых.

По своему характеру самоубийство может быть совершено только умышленно, причем самоубийца желает (имеет цель) лишить себя жизни. Представляется, что конструкция косвенного умысла, когда лицо предвидит результат своих действий и безразлично относится к возможным последствиям, неприемлема для самоубийства. Это объясняется особенностью отношения к собственной жизни лица, которое идет на риск. Оно характеризуется, с нашей точки зрения, самонадеянностью, так как лицо всегда сохраняет надежду остаться в живых. Если же лицо сознает неизбежность наступления собственной смерти в результате своих действий, имеются достаточные основания считать, что оно намеренно лишает себя жизни, т. е. совершает самоубийство.

Вполне понятно, что не является самоубийством и причинение себе смерти по небрежности.

Лицо, совершившее самоубийство, обязательно должно быть вменяемым. Если лишает себя жизни лицо, неспособное понимать значение своих действий и руководить ими, то такая смерть должна (и носиться не к самоубийству, а к несчастному случаю. С этой точки зрения не выдерживают критики признававшиеся ранее доведением до самоубийства подговор невменяемого или содействие ему в лишении себя жизни (ч.2 ст. 141 УК РСФСР 1926 г.).

Таким образом, к самоубийству не могут быть отнесены причинение себе смерти по неосторожности и лишение себя жизни невменяемым лицом. В связи с изложенным возникает вопрос о моральной оценке самоубийства, без которой нельзя дать определение понятия этого деяния.

В истории человечества в различных обществах к самоубийству относились по-разному: от резкого осуждения до признания «естественным и достойным способом «хорошо умереть». Нравы и религия древних допускали, а иногда даже поощряли этот «выход из жизни через заднюю дверь».9

Оценивая самоубийство с позиций современной морали, следует признать такой способ ухода из жизни в принципе не отвечающим идеалам совершенной человеческой личности. Однако это вовсе не исключает дифференцированного подхода к оценке лишения себя жизни человеком. Нельзя относить к самоубийству самопожертвования, например, в состоянии крайней необходимости, когда лицо, жертвуя своей жизнью, спасает других людей или предупреждает причинение крупного ущерба обществу и государству. Заслуженно расцениваются как геройские поступки самопожертвования во время военных действий в целях достижения успеха операции. Таких примеров было немало во время Великой Отечественной войны.

Дифференцированный подход к оценке лишения себя жизни человеком с учетом всех обстоятельств, обстановки и мотивов дает основания выделить самоубийство в собственном смысле слова, которое можно было бы, например, назвать самоубийством по личным мотивам. Именно за доведение до такого самоубийства устанавливает ответственность уголовный закон.

Сказанное позволяет заключить, что самоубийство — это осуждаемое обществом и общечеловеческой моралью деяние, которое состоит в намеренном лишении себя жизни. При определении понятия доведения до самоубийства необходимо исходить из диспозиции ст. 110 УК, которая формулирует его как преступление особого рода, когда последствия преступления достигаются руками потерпевшего. Здесь последствия наступают в результате действий виновного, вынуждающего потерпевшего совершить самоубийство. Следовательно, доведение до самоубийства состоит в жестоком обращении, угрозах или систематическом унижении человеческого достоинства со стороны виновного в отношении потерпевшего, который, в результате, вынужден лишить себя жизни.


 
© 2011 Онлайн коллекция рефератов, курсовых и дипломных работ.